Это было на западном берегу Днестровского лимана. Немцев только что выбили из этого поселка. Наша батарея САУ СУ-152 остановилась, чтобы пополнить боезапас и заправиться топливом. Выставили охранение, потому что всякое может быть. Еще фашистские недобитки лазили.
Неожиданно к нам, прихрамывая, подошел боец. Оказалось, что он кавалерист из корпуса Плиева. Проверили его документы, но они так намокли от воды, что на них еле читалась его фамилия.
Он рассказал нам о рейде, который они совершали по немецким тылам. Его эскадрон немцы прижали к самому лиману. Ребята отчаянно бились, потом пошли на прорыв. Но, вырваться из окружения никому не удалось. Весь эскадрон полег там, на берегу лимана. Он один выжил. После ранения он потерял сознание. Может только благодаря этому и остался жив. Несколько часов пролежал в воде.
Кавалерийская дивизия уже ушла вперед и где она находится, никто не знал. В разговоре с кавалеристом узнали, что он начинал войну еще на западной границе, в гаубичной батарее. У меня в экипаже не хватало заряжающего. Мой недавно, во время загрузки снарядов получил травму, и теперь у меня в экипаже был некомоплект. Виктору, так звали кавалериста, предложили остаться у самоходчиков. Тем более, он уже имел опыт артиллериста, и его не надо было обучать.
Ему пообещали выправить новые документы взамен испорченных водой, сообщить в его часть, что он не дезертир и что его перевели в самоходную артиллерию. Он с радостью согласился. Человек рвался в бой мстить за погибших товарищей.
Через неделю мы выбили немцев из одной деревушки. В бою мой новый заряжающий показал себя неплохо, и я был им доволен. Как всегда, пользуясь возможностью, подошли машины МТО и мы загрузившись под завязку боеприпасами, пошли знакомиться с местным населением.
Виктор сам вызвался остаться у самоходки для охраны, да и получше протереть снаряды от смазки не помешает, что он и собирался сделать, пока нас не будет. Мне нравилось такое отношение к своим обязанностям моего нового заряжающего.
Местные жители с радостью встречали нас. Для них мы были освободителями. И хотя они испытывали острый недостаток продуктов, старались затащить нас в свою хату, угостить, зачастую, ставя на столь последнее, что у них было.
Пожилая женщина, (нам, 19-20 летним все женщины старше 35 лет казались пожилыми), пригласила нас зайти. На столе стоял чугунок с дымящимся картофелем, соленые огурцы. Мы достали из «сидора» несколько банок тушенки, хлебный кирпич, сахар, чай и все это отдали хозяйке. Она сначала отказывалась, но все-таки мы настояли на своем.
Сели за стол. Судя по всему, раньше чем через два часа мы не выйдем из этой деревни, и я разрешил экипажу принять фронтовые, только не увлекаться. Разговорились с хозяйкой. Она рассказала, как трудно было в оккупации. Сначала стояли румыны, зверствовали, издевались над мирным населением. Но, потом их сменили власовцы, которые оказались еще хуже румын.
Тяжело было смотреть на это. Румыны и немцы были врагами, а тут свои, советские, говорят по-русски, но ведут себя как звери. Несколько раз расстреливали пленных красноармейцев и евреев, что привозили немцы. В это время зашел в дом сын хозяйки, пацан лет двенадцати. Я давно его заприметил. Любопытный такой мальчишка, все ему было интересно.
-Дяденька, а вот тот танк, чей? — спросил он у меня и указал на мою самоходку, стоящую недалеко от хаты.
-Это не танк, а самоходное орудие. А тебе, зачем это надо знать? — ответил ему я.
-Очень надо. Вы же наши, советские и никогда не уйдете?
-Можешь не сомневаться. А самоходка это моя.
-А что там за человек, который в ней остался и сидит и никуда не выходит.
-Это мой заряжающий, а что это он тебя так заинтересовал.
-Мама, вот их заряжающий так на Макара походит! — обратился пацан к матери.
Выяснилось, что Макар, это один из власовцев, которые стояли в деревне. Как сказала хозяйка: «Зверь еще тот». Издевался над пленными, участвовал в расстрелах.
-Может мальчик ошибся? — сказали мы хозяйке. — Мало ли людей похожих на свете бывает.
-Бывает, конечно. У Макара на левой руке шрам был. Он любил ходить по деревне с закатанными рукавами и автоматом на плече. Вот я шрам-то и приметила.
Все сходилось. У Виктора тоже был шрам на левом предплечье. И теперь к его чудесному спасению сразу возникло много вопросо. Да и охотное согласие остаться у нас в батарее, хотя кавалеристы в другие части переходили с большой неохотой, считая себя своеобразной элитой. Хотя на войне всякое бывает.
Надо было что-то предпринимать. К особисту решили, пока сами все не выясним, не обращаться. А то вдруг, оговорим человека, а он потом век не отмоется.
Попросили хозяйку с сыном побыть дома, а сам пошли к своей «самоходке». Виктор сидел в рубке и протирал ветошью снаряды. Мой мехвод, техник-лейтенат, Саня Свиридов, начал ковыряться с гусеницей.
-Витя, отвлекись на пару секунд, мне помощь нужна, одному неудобно. — крикнул он заряжающему.
Виктор выпрыгнул из машины, подошел к Сане и склонился над гусеницей. Я приставил ему к затылку ТТ:
-Руки подними, Макар, и советую не дергаться, сразу мозги вышибу.
Заряжающий замер, потом поднял руки.
-Ребята, вы меня с кем-то спутали,
-А вот мы сейчас и узнаем.
Из дома вышла хозяйка с пацаном. Мы засучили ему левый рукав. На предплечье белел старый шрам.
-Это он, Макар, я не ошибаюсь — произнесла хозяйка, потом подошла к заряжающему поближе и, плюнув ему в лицо, развернулась и направилась к своему дому.
Он все нам рассказал. Как власоцы зажали кавалеристов на берегу лимана, как добивали раненых. Но, Макар уже понял, что его хозяева проигрывают эту войну и поэтому решил сбежать и от них. Добив нашего раненого, он забрал его документы и решил выдать себя за кавалериста.
Он рассчитал все правильно. Его никто бы не искал,и он смог бы получить новые документы. Тогда след предателя Макара затерялся бы навсегда.
Нет, мы не сдали его нашему особисту, мы не стали его расстреливать. На эту тварь нам жалко было патронов. Мы его повесили. На его груди была закреплена табличка с надписью: «Предатель-власовец»