1944 год. Второй Украинский фронт.
Я уже несколько месяцев в штрафной роте. В боях за Днепр, я получил ранение и был награждён медалью «За Отвагу». Судимость с меня сняли, и теперь я в любых документах мог писать, что не судим, не привлекался. Возвращаться в свою часть не хотелось, а тут ещё командир роты предложил мне остаться в постоянном составе нашей роты.
Погибнуть можно везде. В нашей в роте отношения между командирами и подчинёнными были совсем другими. Нет, отношения не были панибратскими. За невыполнение приказа или трусость, запросто можно было получить пулю, и я был тому свидетелем. Но все равно, отношение к солдату были, если можно так выразиться, более человеческими, чем в той части, из которой я был направлен в штрафную роту. Я дал согласие, и мне было присвоено звание старшины. Так я вошёл в постоянный состав 58-й ОАШР (Отдельная армейская штрафная рота).
По большей части, мне приходилось заниматься делопроизводством. Оформлял документы на вновь прибывших бойцов, после боев помогал составлять документы на реабилитацию лиц, отличившихся в этих боях. Приходилось и с автоматом побегать или выполнять роль связного.
Мы находились недалеко от Звенигородки. Вечером командир роты послал меня и ординарца найти наши взводы, узнать их положение, наличие боеприпасов. Мы ночью вошли в какое-то село, заночевали, а утром двинулись на поиски своих.
Утро началось с неприятностей. Мы вышли из хаты и увидели как в небе, наш истребитель выписывал немыслимые пируэты. На центральной улице пехота строилась в колонну, для выдвижения на передовую.
Неожиданно, истребитель спикировал на село и из его брюха высыпались мелкие бомбочки, которые угодили прямо в вытягивающуюся колонну. А потом он сделал ещё одни заход, поливая пехотинцев из своих пулемётов Лишь только сейчас мы заметили, что на истребителе не было никаких опознавательных знаков.
Видимо немцы, где-то захватив, наш истребитель, использовали его в своих целях. Было много погибших, ведь никто не ожидал такого от, казалось бы, своего самолёта. Истребитель улетел, а уцелевшие пехотинцы вновь выстроились, и вскоре колонна двинулась в сторону линии фронта.
Значит, и наши бойцы находятся где-то там. Поэтому мы двинулись в том же направлении. Чтобы лучше сориентироваться, мы поднялись на вершину холма и увидели в километре от нас завязавшийся бой.
Снежное поле, бывшее совсем недавно белым, стало чёрным от дыма и многочисленных воронок. Во всех направления летели автоматные и пулемётные трассеры. Где наши, где немцы, сказать было трудно.
И тут послышался гул двигателей, приближались немецкие бомбардировщики. Казалось, что собою они закрыли все небо. Это были пикировщики, Юнкерс 87, который бойцы прозвали, за неубирающееся шасси, «лаптежниками». Их было несколько десятков, я даже не смог их сосчитать.
Этот самолёт, за свою точность при бомбометании, приносил много бед нашим войскам. Когда он пикировал, лётчики включали сирену, и было страшно жутко и невыносимо, сидя в окопе, слышать этот душераздирающий звук. Хотелось выскочить из окопа и бежать, куда глаза глядят. Видно было, что пикировщики сопровождало сильное истребительное прикрытие. Из окопов уже взлетели сигнальные ракеты, указывая направление цели.
Мы, с ординарцем командира запрыгнули в ближайший окоп, а Юнкерсы, выстроившись в круг, принялись за свою чёрную работу. Вот самолёт заходит в крутом пике и, достигая нижней точки, сбрасывает бомбы. Он выходит из пике, а вслед за ним уже устремлялся другой самолёт.
Все поле заволокло дымом. Земля под нами тряслась от разрывов. А ведь мы сидели в окопе, метрах в восьмистах от того места, что бомбили. Не завидовал я в этот момент пехоте. Снизу летели сигнальные ракеты, а самолёты, один за другим, скользили вниз и сыпали бомбами, словно семечками.
Наших истребителей, как это часто бывало, нигде не наблюдалось, и немецкие самолёты безнаказанно работали над нашими позициями. Вот они отбомбились, прошлись над нашими окопами, поливая их из пулемётов и пушек, а потом ушли в западном направлении.
Теперь пришла очередь «мессеров». Они были похожи на стервятников, кружащихся над своей жертвой. Истребители поливали из пушек и пулемётов окопы, навстречу им летели сигнальные ракеты, а все поле было затянуто дымной пеленой. Вскоре истребители, истратив свой боекомплект, взяли курс в том же направлении, что и улетевшие бомбардировщики.
Наступила необыкновенная тишина. Мы с ординарцем выскочили из окопа и собрались продолжить поиски наших подразделений. Теперь надо было сориентироваться, в каком направлении нам двигаться. И вдруг мы услышали, как со стороны наших позиций раздалось громкое «Ура!».
Неужели, после такой бомбёжки, наши собрались в атаку? А потом, когда дым немного рассеялся, нашему виду предстала вообще немыслимая картина. Никто никуда не бежал. Наши солдаты встали в своих окопах во весь рост и, потрясая автоматами и винтовками, кричали, «Ура», а многие ещё и шапки вверх подбрасывали, как будто одержали внушительную победу над врагом.
Мы с удивлением смотрели на них, а ординарец произнёс.
-Наши там что, все с ума посходили?! Их фрицы бомбят, а они ещё и радуются!
Мы двинулись в стороны позиций, а навстречу нам стали попадаться раненые бойцы. Но, это были не наши штрафники и никого из раненых мы не знали.
Неожиданно нас окликнули, и мы узнали связного нашего ротного. Он сиял как начищенный медный пятак, а улыбка была «до ушей».
-Вы видели, да?!- не доходя до нас, закричал он, — Вот это фрицы врезали по своим! Вот это да! У нас кто-то, просто так, выпустил в сторону немецких окопов зелёную сигнальную ракету. И запустил он её ещё до того, как это сделали со стороны немецких позиций. Вот немецкие лётчики и приняли эту ракету за целеуказание. Как они по своим долбили, любо дорого посмотреть! Оказывается, мы замкнули кольцо, и немцы оказались в окружении!
Это окружение потом называли «Корсунский котёл», где немцам было нанесено одно из тяжелейших поражений за всю войну.
А я стоял и думал: «Хороша была бы картина, если бы прилетели наши истребители и вступили с немецкими бомбардировщиками в бой. Получилось бы, что немцы бомбят своих, а наши истребители немецкую пехоту защищают!»
Не удержавшись, я громко захохотал и ординарец со связным удивлённо поглядели на меня. А я хохотал и только произносил: «Первый раз за всю войну радуюсь, что наших истребителей не был!»
Мы смеялись до слез! Видимо, это была реакция на ту угрозу, которая обошла нас стороной.
( Из воспоминаний ветерана ВОВ Уразова А.П)
