На перроне он обнял племянника, галантно откланялся его молодой жене: « Живите дружно, любите друг друга. Главное, что войны нет, да и жизнь сейчас другая».
— Жаль, что тети Вали не было на свадьбе. — обнимая его, произнес Михаил. — Уже года два ее не видел.
— Ты давай, как и обещал, отпуск получишь и сразу с молодой женой к нам. Валентина будет рада.
Валентина Григорьевна, супруга Петра Трофимовича , была главным бухгалтером швейной фабрики, и не смогла вырваться на свадьбу. Квартальный отчет, и директор фабрики, как его не упрашивал Петр Трофимович , не отпустил ее.
— Ты сам пойми, Трофимыч, как я ее отпущу! Квартальный отчет, одну циферку перепутают, потом полгода придётся объяснительные писать. А у Валентины Григорьевны комар носа не подточит, и дебет, и кредит, всегда сходится.
Петр Трофимович попрощался с молодоженами и шагнул в тускло освещенный тамбур. Проводник вагона проверил билеты, указал купе, и, пожелав спокойной ночи, ушёл в свою каморку. Лицо его показалось Петру Трофимовичу знакомым, где-то они встречались, вот только где? А может и ошибся, ведь говорят, что у каждого человека на планете есть свой двойник.
Соседями по купе была молодая семья, с девочкой 5-6 лет. Когда Петр Трофимович открыл глаза, они уже бодрствовали. Девочка о чём-то спрашивала маму, глядя в окно на пробегающие перелески, а глава семейства, накинув полотенце на плечо и взяв зубную щетку с мыльницей, проследовал в туалет.
В дверь купе постучали, потом она плавно откатилась в бок.
— Чайку не желаете? — в дверях стоял проводник. Глянув на Петра Трофимовича , он выразительно щелкнул пальцем по горлу.- Или чего погорячее? — и угодливо захихикал.
«Прокудин, это же Прокудин!» — мелькнуло в голове.- » Да, не думал, что когда-нибудь встретимся!»
Едва сдерживая себя, и не показывай вида, Петр Трофимович произнес:
— Спасибо, достаточно будет и чая.
— Как скажете. – еще раз хихикнув, произнес проводник. — Сию минуту будет исполнено.
«Ну, надо же, Прокудин! А какие лакейские замашки, не замечалось раньше такого за ним. Тогда-то он орлом ходил, на всех свысока поглядывал. Как место и время меняет человека».
75-й отдельный танковый батальон, в котором в 1942 году оказался Петр Трофимович , был не простым батальоном. В бой они вступили в сентябре 1942 года на легких американских танках М3 «Стюарт», в районе Кизляра, хорошо потрепали немцев, но и от батальона, насчитывающего тридцать машин, осталось чуть больше десятка, и то почти все уцелевшие машины были повреждены и эвакуированы с поля боя.
В ноябре их вывели в резерв, и поступило необычное распоряжение разыскивать поврежденную и подбитую немецкую технику и заниматься ее восстановлением. Прочесали всё от Минеральных Вод до Архангельского. На СПАМы стащили больше пятидесяти немецких танков и занялись их восстановлением, а в марте 1943 года из состава их батальона двадцать две машины, в том числе и машину Петра Трофимовича , вместе с экипажами передали на усиление 151-го отдельного танкового батальона.
В основном это были немецкие танки Т-III, два Т-IV, и несколько американских «Стюартов». Немецкую «тройку» Петр восстанавливал сам со своим экипажем. По сравнению с его прежним американским танком, сгоревшим в последнем бою, «тройку» можно было считать верхом совершенства. Хороший обзор, броня, хоть и немного, но потолще, орудие помощнее, да и в танке попросторнее.
«Вы ребята, на своих танках поаккуратнее!» — подшучивали над ними танкисты 151-го батальона, когда они прибыли на место. — а то вас с перепугу наши артиллеристы пережгут, и не посмотрят, что на башне большие звёзды нарисованы».
Нормальные ребята были танкисты, вот только особист этого батальона, лейтенант Прокудин, не глянулся вновь прибывшим. Всё что-то ходил, выискивал, вынюхивать, повсюду ему мерещились шпионы и предатели. На всех поглядывал свысока, а если и говорил с кем-то, то слова цедил сквозь зубы, как-будто делал одолжение, а во взгляде читалось презрение: » Я тебя насквозь вижу».
Был Прокудин молод, в СМЕРШе служил недавно, но гонору в нём было на десятерых. Он лез из кожи, чтобы разоблачить врага народа, шпиона, или изменника. Наград у него не было, и его мечтой было получить «Звёздочку», как называли солдаты орден «Красной Звезды».
Вновь прибывших танкистов Прокудин сразу начал вызывать на беседы, говорил о бдительности, хотя главный его задачей было найти себе осведомителей.
Вызывал он на беседу и лейтенанта Куранова, а когда намекнул, что ему надо бы побольше знать, о чём думают танкисты батальона, о чём разговаривают, не замышляет ли чего плохого и в этом он надеется на коммуниста, лейтенанта Куранова, Петр ответил: » Давайте, товарищ лейтенант, каждый будет заниматься своими делами. Вы будете ловить шпионов и предателей, а я буду бить фашистов на своём танке».
Прокудин ничего не ответил, лишь недобро взглянул на него. За глаза ретивого особиста многие называли Прокуда, а кто-то переиначивал это слово, и тогда оно обозначало женщину низкой социальный ответственности.
В тот теплый майский день ничего не предвещало беды. С утра в хату, в которой квартировала экипаж Куранова, забежал его командир взвода.
— Куранов, давай беги на продсклад, получай дополнительную пайку.
» Анна Сергеевна, -обратился Петр к хозяйке. — у вас газетки не найдется? Приварок надо сбегать получить.
Анна Сергеевна зашарила где-то за печкой и достала стопку немецких листовок-пропусков, которую все бойцы называли: «Штык в землю».
— Анна Сергеевна, — укоризненно произнес Петр. — вы бы поаккуратнее с этими бумажками. Неровен час, недобрый глаз их увидит, потом греха не оберетесь. Вы бы лучший их сожгли.
— Да я, Петя, их и так на растопку использую.
Народу на продскладе было немного, и Пётр быстро получил несколько банок мясных консервов, а в накрученные из листовок кулечки, высыпал чай и сахар. Забежав на квартиру, он оставил продукты, а сам двинулся разыскивать командира батальона, чтобы сдать ему оставшиеся листовки, как предписывалось сверху поступать с найденными немецкими агитационными материалами.
До штаба батальона оставалось всего каких-то два десятка метров, как ему дорогу преградил Прокуда.
— Лейтенант Куранов, следуйте за мной.
Ничего не понимая, Пётр проследовал за особистом в хату, где располагался особый отдел батальона.
Усевшись за стол Прокудин, глядя на недоумённо стоящего Петра, извлек из стола личное дело лейтенанта и раскрыл папку.
— Куранов, покажите ваше личное оружие.
Пётр, так ничего и не поняв, достал из кобуры ТТ и протянул его особисту.
Тот, не говоря ни слова, вытащил обойму, оттянул затворную раму, зачем-то заглянув в ствол, а потом молча положил пистолет в верхний ящик стола.
— А что это ты за бумаги в руках держишь?
И тут Петра обожгло: « Кто-то уже успел настучать особисту о листовках».
-Немецкие листовки, товарищ лейтенант. Нашёл случайно, теперь несу, как и предписано, в штаб батальона.
— А мне тут совсем другое доложили! Что, сволочь, к фрицам собрался?! Один собрался, или с экипажем?!
— Товарищ лейтенант, я обнаружил листовки, и нес их, согласно приказу, в штаб батальона!
— Ты кому тут сказки рассказываешь?! Я тебя, иуда, с первого взгляда раскусил! — взъярился Прокудин. — Воевать он собрался! Ты, сволочь, к немцам собрался! Вот теперь только надо узнать, один ты это надумал сделать, или уже весь экипаж подговорил! Ничего, ты мне всё расскажешь, как миленький! У меня и не такие раскалывались!
Прокудину не ждал ответов, он уже всё решил и ему не нужны были оправдания Петра. Он выхватил из кобуры наган.
— А хочешь, прихвостень фашистский, я тебя прямо здесь шлепну? И ничего мне за это не будет! Таких как ты надо без суда и следствия к стенке ставить! Ничего, ты мне всё расскажешь! Я знаю, ты не один такой. И танк у тебя подходящий, немецкий! Не иначе, и весь экипаж с тобой заодно! Я вас всех выведу на чистую воду!
Покричав еще немного, Прокудин вложил наган в кобуру.
— Лейтенант Куранов, вы задержанный по подозрению к попытке перехода на сторону врага и измене Родине. Снимите портупею и погоны. Часовой!
Пока Петр дрожащими руками растягивал портупею и снимал погоны, на пороге появился часовой.
— Часовой! Сопроводите задержанного на гауптвахту. Автомат должен быть на изготовке, а палец на спусковом крючке. Если эта сволочь дернется, сразу стреляй. Ему всё равно вышка, так что, днем раньше, днем позже, не имеет значения.
Четыре дня Пётр просидел в каменном сарае, который приспособили под батальонную гауптвахту. И каждый день Прокудин вызывал его на допрос, грозился, уговаривал во всем признаться, обещая, что если будет чистосердечное признание, то Петр может отделаться только штрафным батальоном. Натыкаясь на упорство подследственного, он как-то даже попытался применить кулаки, но глянув в глаза лейтенанта, отступился.
На пятый день загромыхал засов, и часовой вновь повел Петра на допрос в особый отдел. Прокудин сидел за столом и курил папиросу, а на столе лежала портупея Петра, пистолет, и погоны.
— Лейтенант Куранов, — не глядя Петру в глаза, произнес особист. — вы освобождены из-под следствия, все обвинения снимаются. Заберите свои вещи и оружие.
Пётр, застегнув портупею и пристегнув погоны, приложил руку к пилотке.
— Разрешите идти, товарищ лейтенант?
-Идите. — процедил сквозь зубы Прокудин, а когда Пётр уже подходил двери, то бросил вслед. — Ты, сволочь, не думай, что для тебя всё закончилось. Я теперь за каждым твоим шагом следить буду. Ты у меня теперь дышать будешь по команде.
По дороге к своему танку Куранова догнал писарь батальона, Витька Ремизов.
— Повезло тебе Петро. Из прокуратуры армии майор приезжал. Прокуда требовал ордер на твой арест. Однако майор-то тот не прост оказался. По батальону походил, с танкистами поговорил, к хозяйке твоей зашел. Так ребята говорят, что она плакала и говорила, чтобы ее судили, так-как это она дала тебе листовки. А потом майор пришёл и Прокуде вставил фитиля за то, что боевого офицера, коммуниста, под трибунал хочет подвести. Прокуда ещё пытался качать права, но тот быстро его на место поставил и приказал освободить тебя. Но ты теперь, Петро, поаккуратней будь. Прокуда человек злопамятный, и своего позора он тебе не простит.
Но всё сложилось как нельзя удачней. Буквально через два дня 151-й ОБТ вывели в резерв фронта, а роты, укомплектованные немецкими танками, передали в 244-й танковый полк. Больше пути Петра с Прокудиным не пересекались. Полк Петра за время боёв получил почетное наименование Феодосийский, а Петр три ордена.
Проводник продолжал бегать по вагону, обслуживал пассажиров, и радовался когда кто-то из них, протянув ему деньги, щедро произносил: » Сдачи не надо».
А через шесть часов была станция Петра Трофимовича . Тёплое осеннее солнышко радовал. Он застегнул пиджак, перекинул через руку плащ и двинулся к выходу. Проводник оценивающим взглядом пробежал по орденам Петра Трофимовича .
— О, сразу видно фронтовика. Да, хлебнули мы лиха в той войне. Я ведь тоже на фронте с 43-го. Танкистом был. Правда, только » Красную Звезду» заработал. Но мы ведь не за ордена воевали, мы Родину защищали. Или я не прав?
— Северо-Западный фронт, 151-я отдельный танковый батальон?
— А что, мы где-то встречались? –брови Прокудина удивленно поползли вверх.
— А ты не помнишь, Прокуда, как ты меня в мае сорок третьего обещал к стенке поставить?
И не говоря больше ни слова, под испуганно-удивленным взглядом проводника, Петр Трофимович шагнул на перрон.