Экипаж машины боевой

В профессии танкиста очень важна слаженность экипажа. Я понял это в конце лета 1943-го, среди уютных холмов над Днепром. Благодаря этому наш экипаж все еще жив, а вот противник – не очень.

Мы влипли – иначе не скажешь. Поначалу все складывалось удачно, но потом немцы начали оказывать ожесточенное сопротивление. Наш стрелок-радист Саня потерял связь с остальными почти сразу, а потом мы оказались одни среди холмов, редколесья и небольших украинских деревенек.

– У нас почти полный бак и полный боезапас. Мы в окружении. Везде немцы. Шансов пробиться назад, не было. Нам остается только подороже продать свою жизнь, – невесело оценил Армен наши перспективы. Армен — наш командир, и было ему 22 года. Как и всем нам. Мы не спорили – ведь он был прав.

— Дарын, заряжай! А ты, Олежек, давай вперед, и с песней!

Мое дело – рычаги. И мы двинулись по сельской узкой дороге.

За первым же поворотом обнаружилось вдалеке село, а прямо перед носом – табличка на немецком: «Мины». Не для нас поставлена, но уж эту табличку мы поняли без перевода.

– Мины, Армен. Что делать будем? – поинтересовался я у командира. Он молчал несколько секунд, а потом заговорил – странно как-то, напряженно и слишком громко.

– Олег, просто жми вперед. На всю катушку, родной! Как будто за самим Гитлером гонишься!

Где наша не пропадала! Наш интернациональный экипаж уцепился кто за что мог, и я двинул.

Мы летели, в дыму и пыли, с лязгом и грохотом, как самый жуткий кошмар засевших в деревеньке гитлеровцев. За нами по пятам гнался победный салют – мины рвались за нашей кормой. Подгоняемые ими, мы ворвались в деревню.

Дарын заряжал и вопил какую-то песню по-своему. Саня отстукивал пулеметом азбуку Морзе, а я не сбавлял ход.

Наша 76-миллиметровая – не корабельный главный калибр. Но управа – хатка с гитлеровской тряпкой – от прямого попадания разобралась на дощечки. Две пушки стояли у околицы – одну перевернуло. Кто там еще попался под горячую руку пулеметам, я не увидел. Я делал свое дело – выжимал из двигателя танка все его лошадиные силы. Наша тридцатьчетверочка птицей пролетела чрез деревню и выскочила опять в поле.

Это хорошо – знать, что скорость твоей машины так велика, что мина может не успеть сработать под танком. Но вот проверять это на практике гораздо хуже. У нас получилось, и мы поверили в свою великолепную машину.

— Олежек, братишка, давай! Жми, родной, жми! Заряжай! Саня, бей все, что видишь! – орал Армен в каком-то азарте, но мы слушали его, как строгого папочку.

Деревни эти над Днепром – одна возле другой, ко второй мы за две минуты долетели. И удивились – немецкие солдаты не проявили никакого беспокойства, более того, казалось, что будь у них цветы, они встречали ими бы нас, как дорогих гостей. Они просто стояли и глазели, а некоторые еще и приветственно махали. Казалось, что еще немного, и немецкие солдаты кинутся целовать броню нашей «тридцатьчетверки»

Была бы честь предложена – Армен с Саней отработали по встречающей делегации по полной. Потом мы еще разнесли грузовик, полевую кухню и понеслись дальше. В третьем селе было то же самое. Это было странно, но нам тогда было не до разгадывания загадок – мы спешили. Пока закончилось горючее и заряды, мы успели посетить пять деревень и еще первую по второму кругу.

И ведь мы все остались живы и невредимы! На последних каплях горючего мы дотянули до леска, в котором замаскировали машину. У нас даже не оставалось снарядов, для того, чтобы взорвать танк, и он не достался немцам. Не было и горючего, чтобы его сжечь.

Тогда я поснимал с танка все тяги управления, предварительно включив скорость, сняли так же прицел, пулеметы и вырезали огромные куски проводки. Потом специальным ключом позакрывали люки, а Армен, когда мы уже покинули машину, куском угля написал на башне и бортах: «Ахтунг! Минен!». Расчет был на то, что немцам долго придется провозиться с танком, если они его вдруг найдут.

Ночь мы провели в овраге. Нас искали, но как-то пронесло. А затем местные выручили, спрятали в сарае, и к партизанам дорогу указали.

Они нам и загадку помогли разгадать. Оказывается, гитлеровцы были уверены, что на их позиции прорвался минимум танковый батальон. Они не могли поверить, что все эти дела натворил один наш танк.

Кроме того, они ждали подкреплений. И в каждом следующем селе нас принимали за своих – дескать, подкрепление на подходе! Вот и выскакивали встречать, как дорогих гостей. Им в голову не приходило, что это мы уже до них добрались.

Теперь мы живем в разных городах. Но в каждом из них есть памятник «тридцатьчетверке». Каждый год 9 Мая мы ее навещаем. Теперь с нами ходят дети и внуки. Она наша – часть нашего интернационального экипажа, участник нашей Победы.