Прошел два года после войны. Времена были хоть и голодные, но о них часто вспоминают как о чем-то хорошем, ведь с фронта начали возвращаться мужики, в деревне резко повысилась рождаемость, но времена были еще неспокойные. До местных жителей то и дела доходили слухи, что в окрестностях шалят недобрые люди.
То машину остановят и ограбят, то одинокого путника. Поговаривали, что это дезертиры, сбежавшие еще в войну от призыва, или из воинских частей, и хотя война уже закончилась, но назад дороги у них не было. Вот они и скитались по лесам, совершая вылазки в поисках пропитания.
Темка с Вадимом были смышлёными малыми, хотя Вадиму едва исполнилось десять лет, а Темка был младше брата на два года. Но ребята были самостоятельные, считали себя уже взрослыми мужиками. Родители даже доверяли им пасти самую главную ценность семьи, корову Ромашку.
Вот и в этот день Ромашка паслась на полянке, а Вадим с Темкой спрятались в тенек под деревом, на опушке небольшого березового колка. Они помнили наказ родителей, не спускать с кормилицы глаз.
В лесу уже появились грибы, и Вадим решил одним глазком глянуть на известное ему грибное место, в надежде набрать подберезовиков на вечернюю жарёху. Тема остался присматривать за Ромашкой, а Вадим, взяв в руки сучковатую палку, пошел вдоль опушки, вороша прошлогоднюю листву. Рядом с корнями одной из берез листва подозрительно приподнялась, как будто под ней прятался громадный подберезовик.
В предвкушении удачи Вадим начала палкой разгребать листву, но вместо подберезовика из-под листвы показался сверток. Озираясь по сторонам, Вадим присел на корточки и осторожно потянул сверток.
Неожиданно он оказался тяжелым. Любопытство переселило все опасения и мальчишка начал разворачивать находку. В свертке лежал немецкий парабеллум, пара обойм, мешочек, в котором россыпью лежали патроны. В свои десять лет Вадим уже неплохо разбирался в оружии, как, впрочем, и все местные пацаны.
Вадим помнил наказ отца, что если он притащит какую-нибудь опасную железяку в дом, то месяц не сможет сидеть на мягком месте. Но пистолет! Это был просто красавец. На рукоятке была какая-то надпись по-немецки. Какой пацан откажется от такого!
Сорвав несколько лопухов, он завернул в него пистолет и перепрятал его под старой, сломанной березой, в надежде, что на следующий день перепрячет его.
Настроение было прекрасное. О такой игрушке мечтает каждый мальчишка, а тут такая удача привалила ему в руки. Но Вадим не успокоился на этом. Он взял платок, в который был завернут пистолет, вернулся на опушку и палочкой, закатив на него коровью лепешку, которые Ромашка в изобилии оставила на поляне, свернул все это богатство в подобие свертка, унес все это назад, положил в углубление, и все засыпал листвой.
Вернуться на этом место Вадиму удалось только дней через пять. Его все мучило любопытство, приходил ли кто за пистолетом или нет. Вся листва вокруг дерева была разворошена, рядом валялся платок с размазанным по нему Ромашкиным добром.
Вадим, представив лицо недоброго человека в тот момент, когда он доставал и разворачивал сверток, весело захохотал.
С того времени прошло лет тридцать. Пистолет уже давно покоился на дне глубокого болота, а Вадим стал офицером. Он каждый год, в отпуск, приезжал домой. Родители обязательно в честь его приезда устраивали застолье, приглашая всех друзей и родственников.
Вот и в тот год не обошлось без этого. Рядом с Вадимом сидел дядька Егор, брат его матери. Все уже хорошо подвыпили, и мужики начали вспоминать о войне, о трофеях.
И тут у дядьки Егора развязался языка:
— А я из Пруссии себе пистолетик немецкий наградной привез. С фрица снял. Берег его, всеми правдами и неправдами до дому довез, а тут кум на ухо шепнул, что кто-то узнал об этом и ко мне теперь должен участковый прийти. Вот я второпях, завернул его в первое, что под руку попалось, и схоронил в Грачином колке под березой. Пошел за ним через день. Ночью ходил. Лесок-то хорошо знаю. Раскапываю я, значит, листву, уже хотел сверток за пазуху сунуть, но, что-то он мне легким и мягким показался. Развернул его, схватил в темноте, а там свежая коровья лепешка. И смех, и грех! Тогда сильно злился, а сейчас, как вспомню, на смех пробирает. Пошутил же кто-то надо мной.
Дядя Егор и все, кто это слышал, хохотали до слез. Вытерев слезы, Вадим произнес:
-Твой парабеллум, дядя Егор, уже давно на дне Фиминого болота покоится.
-Так это ты сорванец! Вот надрал бы я тебе уши тогда, а сейчас с тобой и не справлюсь!
И дядя Егор вновь захохотал, утирая набегавшие слезы.