Товарищ у меня в батарее был, Леха Пономарев. Мы тогда недалеко от Воронежа стояли. Он был командиром отделения разведки в нашей батарее, а я во взводе управления. Нам огонь нашей батареи корректировать надо, вот и решили поближе к немцам подобраться.
На поле танки стояли и наши и немецкие. Не все сгорели. На некоторых гусеницу натяни и хоть сейчас в бой. Ремонтные службы так и делали, прямо под огнем танки вытаскивали. Они танки «тридцатьчетверкой» без башни вытаскивали. Отчаянные ребята, прямо под огнем это делали. И немецкие танки тащили и наши. Потом смотрим, намалюют на немца большие звезды и в бой танки идут.
Оглядели мы с Лехой позиции, несколько танков на пригорке так удобно стоят, вроде целые на вид. Вот мы и решили с Лехой в один из них забраться. Облюбовали «тридцатьчетверку». У нее только гусянка была перебита и каток один выбит, а так на вид целая.
Мы ночью забрались в нее, огляделись. Со своими связь наладили. Боеукладка танка снарядами забита, похоже, его в начале боя подбили, а танкисты через нижний люк выбрались.
Рассвело. Наша батарея 120 мм минометов огонь открыла, а мы ее огонь корректируем, да цели немецкие, которые обнаружим, на карту заносим. Дело к вечеру уже было, когда Леха привязался: «Давай из пушки перед уходом стрельнем». Я отказывался сначала, знал, что немцы обстреливать нас будут. Но он донял меня. Привязался как банный лист. Приглядели цель, навелись, выстрелили. Леха еще второй снаряд в казенник не забросил, как немцы по нам пристрелку начали. Видимо сообразили, откуда целый день по ним огонь корректировали.
Я Лехи и говорю: «Пора ноги уносить». Мы с ним, как и те танкисты, через нижний люк выбрались и по канаве к нашим поползли. Во время успели. Немцы за танк всерьез взялись. Еле ноги с Лехой оттуда унесли. Минут через двадцать он уже горел. Я потом долго себя ругал, что на Лехино ребячество подался.