Я уснул в стрелковом взводе, а проснулся в штрафной роте. Конечно, это можно считать шуткой, но в этом есть и доля правды. Это было в начале сентября 1943 года. Недавно был освобождён Орёл и нашу дивизию отвели на пополнение. Хорошо мы тогда немцем вломили, но и нас прилично потрепали. Хорошо отдохнуть после тяжёлых боёв. В этот день у моего друга, Лёхи Каргаполова , был день рождения. Вот он и раздобыл где-то спирта.
Посидели неплохо, выпили за его здоровье, за здоровье товарища Сталина, за нашу победу. И всё бы ничего, но мне вечером надо было заступать в караул. А что там охранять-то, обычную конюшню, где стояли наши лошадки. Я не считал это серьезным занятием. Мы в тылу, опасности никакой, думал, отосплюсь как-нибудь. В общем расслабился.
Я только помню, что обнял Лёху, перед тем как идти на пост, и сказал: «Следующий твой день рождения будем в Берлине праздновать»,- взял винтовку и пошёл охранять лошадей. Больше я ничего не помню.
Проснулся я в каком-то сарае без винтовки и поясного ремня. А у дверей стоит часовой. Я и понять не могу, что такого натворил, находясь в карауле, надеюсь, ничего плохого не сделал.
Трибунала не было. Приказом командира полка я был отправлен вштрафную роту, сроком на 2 месяца. Конечно, мне объяснили, что же я натворил в карауле.
Поймал меня командир полка. И смех, и грех об этом рассказывать. Мне уже потом ребята обо всём поведали. Идут, значит, командир полка с замполитом мимо загона с лошадями и слышат, что кто-то требует у одной нашей лошадки, немецкого битюга, по кличке Адольф, пропуск. Они сначала не поняли, в чём дело и остановились послушать. Видят, стоит часовой, с лошадью разговаривает. Часовым, был, конечно, я.
Говорят, что я обвинял Адольфа в шпионаже на немцев, и обещал сдать его в Смерш. Потом я засмеялся, и сказал нашему битюгу что пошутил. А затем решил провести с лошадями строевую подготовку. Да, до чего только не додумается пьяный разум. Я подавал команды строиться и равняться. Ругался, что лошади не хотели выполнять мою команду.
Командир полка замполитом смотрели на меня, смотрели, а потом решили с этим прекратить.
— Эй, солдата, вы почему на посту в нетрезвом виде.
И тут я проявил настоящие знание устава караульной службы.
— Стой, кто идет!
А командир полка кричит.
— Сейчас придёт разводящий, тебя снимут караула и посадят на гауптвахту!
А я кричу.
-Разводящий ко мне, остальные на месте!
Да, конечно, часовой лицо неприкосновенное, а они продолжают ко мне подходить.
Я еще раз крикнул: «Стой, кто идет!» — и в воздух выстрелил. А когда они начали ругаться, я выстрелил у них над головами, и заставил лечь на дорогу лицом вниз, до прибытия дежурного наряда. Так они и пролежали, пока не прибежали на звуки выстрела из караулки.
В общем, нормальная поднялась суматоха. Прибежал разводящий, и меня сняли с поста. Да и вообще, весь караул сняли с наряда, так как еще несколько человек справляли день рождения Лёхи. Конечно, обо всём этом мне рассказали уже на следующее утро.
Но они легко отделались, получили несколько суток ареста, а командир полка на меня, наверное, обиделся и меня своим приказом отправили в штрафную роту. Я, на его месте, наверное, тоже бы обиделся.
В общем, по большому счёту, в штрафную роту я попал за дело. Благо, идти до место было недалеко. Штрафная рота была придана нашей дивизии. Через полтора месяца меня ранило, и после госпиталя я вернулся дослуживать в свою часть.
К тому времени уже многих моих знакомых не было, но эту историю в полку не забыли. Меня так потом и звали: Командир отдельного ударного лошадиного взвода.
Вот так и получилось, что я лёг спать в стрелковом взводе, а проснулся штрафной роте.