«Несгибаемый» немец

Как сейчас помню: была тёмная ночь 1943 года. Я был тогда начальником разведки полка. Когда я вышел покурить, то услышал звуки приближающейся машины. Из машины вышел лейтенант, командир нашего разведвзвода и двое рядовых. Они вывели из машины немца, который только что был взят в плен нашими разведчиками.

Это был немецкий офицер. Его лицо было угрюмым, он постоянно молчал и не хотел разговаривать с нами. Я вызвал переводчика и начал задавать ему вопросы, но он лишь продолжал упрямо молчать. Затем посмотрел на меня и с усмешкой произнёс:

– Совсем скоро мы погоним вас до самого Урала, а сейчас вы ничего от меня не узнаете. У нас есть новейшее оружие, которым мы вас всех уничтожим.

Я сжал кулаки, и едва сдержал себя, чтобы не ударить этого наглеца, который смотрел мне в лицо и улыбался. Он, чувствуя, что я могу его ударить, начал говорить, что согласно Женевской конвенции, он является военнопленным и мы не имеем право применять к нему пытки.

Наглости его не было предела. Мы знали, как фашисты издевались над нашими мирными жителями. Но особенно эти изверги издевались над захваченными партизанами. Тогда эти нелюди устраивали жестокие пытки, чтобы запугать наше мирное население.

У меня было дикое желание своими же руками расправиться с ним. Но нам нужна была информация. Я подозревал, что ему много известно о планах немецкого командования. По его виду было заметно, что он ничего не боится, а может просто бравирует этим и наоборот старается вести себя развязно, даже находясь в руках своего противника, словно пытаясь показать своё превосходство.

– Если ты сейчас будешь молчать, мы посчитаем, что ты не представляешь для нас никакой ценности и просто расстреляем! – не выдержав крикнул я.

– Вы не имеете права этого делать, я защищен Женевской конвенцией, а вам всем придёт скорый конец! – произнёс гордо фриц.

Командир разведвзвода не выдержал и прокричал:

– Нечего с этим фашистом возиться! Дай мне его, я самолично сейчас его за блиндажом шлепну.

А немец нам смеялся в лицо. Он был уверен, что столь ценного языка мы не посмеем расстрелять.

— Сейчас ты запоешь, — подумал я.

Когда немца вывели из землянки, он не поверил, что его повели на расстрел, а когда понял это, то начал юлить и вымаливать прощение. Я для острастки выстрелил у него над головой. Он упал на колени и плача заговорил, что в Германии у него остались двое детей и жена. И если мы сохраним ему жизнь, то он даст много ценной информации.

Действительно, то что нам рассказал этот немец, стоило многого. Он подтвердил нам информацию, что к линии фронта прибывают составы с новой техникой и свежими частями. Много модернизированных танков Т-IV, с усиленной броней, а так же новейшие танки «Тигры» и «Пантеры».

Нам уже была известна эта информация, но она нуждалась в подтверждении. Наши части строили глубокоэшелонированную оборону, минировали танкоопасные направления. Теперь мы были уверенны полностью в том, что нам известно, на каких участках немцы начнут свое наступление. Было это в июне 1943 года, за три недели до начала Курского сражения.

— Живи, фашист. К тебе еще в штабе дивизии будут вопросы.

Я видел, как трясущийся от страха немец, вздохнул с облегчением и в его глазах заблестела надежда на спасение.

Уже в конце 90-х годов, когда я начал писать свои воспоминания о своей боевой молодости, то, для уточнения многих деталей, часто пользовался интернетом. И вот однажды я наткнулся на воспоминания одного бывшего офицера вермахта.

Его фамилия показалась мне знакомой. Этот офицер рассказал, что в плен он попал накануне Курского сражения. Еще он рассказал, как стойко держался на допросах и русские, ничего от него не добившись, отправили его в лагерь военнопленных. Это был тот самый офицер. Хотел бы я посмотреть ему в глаза, после того, как прочитал его вранье…