Первую свою медаль я получил довольно «необычным способом», а скорее по глупости. Мы тогда немцев шуганули под Курском, да и от Орла они тоже неслабо удирали. Хотя как солдат, немец, конечно, вызывал уважение. Если зацепится за какой-нибудь участок, то тяжело его потом оттуда сковырнуть.
Но, окружения немцы не любили и боялись. Это у них после Сталинграда боязнь такая началась. Стоило их позицию обойти, они тут же снимались с нее и уходили. Еще вчера они упорно ее обороняли, а на следующий день их там уже не было.
Часто немцы контратаковали. Вот и в этот раз они несколько раз пытались выбить нас с высотки, которую накануне мы у них отбили. Последний раз артиллеристы подбили несколько немецких танков. Но, что нас удивило, все танки, кроме одного, сгорели, а этот стоял целехонький на нейтральной полосе.
Немцы даже попытались его вытащить, тягач подогнали, но наши артиллеристы быстро тягач сожгли и больше немцы не пытались повторить свою попытку. А нам вечером старшина притащил в окопы и завтрак, и обед, и ужин. Были, конечно, и положенные 100 грамм наркомовских.
Только наркомовские он притащил на полную роту, а немцы нас уже хорошо ополовинили своими атаками. Я воевал уже больше месяца и считался бывалым солдатом. Жизнь пехотинца на войне была коротка. Если ранят, то на отдых в тыл, а многие так и остались в братских могилах. Сходил в несколько атак, уцелел, вот ты уже и бывалый солдат.
Вот этим вечером мы, с моим другом Федькой, поужинали и приняли на грудь не по сто наркомовских, а чуток поболее. И вот тут Федьке загорелось сползать к танку. Он заметил, как у убитого немецкого танкиста, лежащего рядом с гусеницей танка, днем на руке блестели часы.
Часы были мечтой каждого солдата. Хотя я, никогда не брал вещи у убитого противника, считал это плохой приметой. Но Федьке загорелось снять эти часы, видимо тут и наркомовские свою роль сыграли. Начал он и меня на это дело подбивать. Правду говорят: «Пьяному море по колено».
Я сначала наотрез отказывался, не хотелось рисковать лишний раз, но все-таки Федька сумел взять меня «на слабо». Когда стемнело, мы поползли с ним к этому танку. Он впереди, а я чуть сзади. Добрались до немецкой машины благополучно, но к великому Федькиному огорчению, часы на руке у танкиста оказались разбитыми при падении.
Федька даже чуть не заплакал от горя. А потом решил обследовать танк. Это был немецкий Т-IV. Люк башни был открыт и мы потихоньку, чтобы не шуметь, забрались в танк. Я еще удивился, что в машине горел один плафон. Видимо, аккумулятор еще не успел разрядиться.
В танке мы обнаружили двух убитых танкистов. Это были механик-водитель и, видимо, радист. Вот тут-то, к Федькиной радости, часы на них были исправны. Федька жук еще тот. Он еще захотел снять с танка и пулемет, чтобы притащить его в свои окопы. Но потом ему вдруг захотелось пострелять из пушки.
На мое возражение, что мы и обращаться с орудием не умеем, он меня заверил, что сам он до ранения был артиллеристом, но по непонятной причине угодил в пехоту. Хотя тогда строго следили, чтобы танкисты и артиллеристы возвращались только в свои рода войск. Но и неразберихи тоже хватало. Видимо, поэтому Федька и попал в пехоту.
Мы стали разбирать снаряды. Мне Федька объяснил, что если снаряд окрашен в желтый цвет, то это осколочно-фугасный, а черный цвет означал бронебойный. Он быстро разобрался с наводкой орудия, показал мне, как правильно заряжать пушку. Стрелять решили осколочными, так как целей для бронебойных снарядов не видели.
Да мы и так особенно ничего не видели. Правда, было полнолуние, и как раз сейчас луна выбралась из-за туч и силуэты домов были видны хорошо. Я зарядил снаряд, а Федька меня предупредил, что когда он крикнет: «Выстрел!», чтобы я затыкал уши.
Грохот был такой, что я едва не выскочил из танка, да и дышать от пороховых газов стало трудно. А Федьку уже орет: «Осколочный!»
Потом на немецкой стороне что-то полыхнуло. Возможно, мы попали в какой-нибудь бензозаправщик или бочку с горючим. Немцы обозлились и открыли по нам такой огонь, что я уже был не рад Федькиному предложению пострелять из пушки. Я даже почувствовал, как один снаряд попал в танк, и его тряхнуло так, что я едва язык не прикусил.
Федька был парнем предусмотрительным, он заранее открыл нижний люк, и когда запахло жареным, он произнеся: «Пора рвать когти», — нырнул в люк, а я следом за ним. Он в спешке даже пулемет забыл с собой прихватить. Так мы с ним и ползли до самых окопов. Я так быстро никогда не ползал. А немцы свой танк сожгли.
В окопах нас уже поджидал командир роты. Дал нам хорошо «по шеЯм» и сказал, что если мы еще самовольно покинем окопы, то он лично посодействует нашей отправке в штрафную роту.
Но все для нас окончилось как в сказке, «счастливым концом». Артиллерийский наблюдатель не растерялся и засек все вражеские огневые точки, которые долбили по этому танку. Вот и вышло, что мы не самовольно лазили в этот танк, а провели удачную ночную разведку боем. Так и был написано в наградных документах.